«Просто тетя Дуся». Екатерина Славина

Тетя Дуся жила по соседству с дедушкой и бабушкой. Вечно в белом с синей цветочной каймой старушечьем платочке и угрюмым морщинистым лицом, она казалась мне древней старухой. Только повзрослев, я узнала, что она была годом младше моей мамы, а платок не снимала на людях, чтобы никто не спрашивал, почему когда-то иссиня-черные волосы стали безжизненно седыми.

Не хотелось этих воспоминаний. Закончилась война, отменена карточная система, люди начинали жить по-новому, город все чаще радовали новостройки: теперь не только вырастали двух-трехэтажные дома в южном городке, но и пятиэтажки гордо потянулись к небу.

Своих детей у тети Дуси не было, да и дворовых она не очень жаловала: не покорили ее сердце ни правильная во всех отношениях моя старшая сестра, ни готовая угождать взрослым соседская Танька, ни мальчишки. Они-то в основном и доставляли соседке неприятности своими проказами: то зелень вытопчут в огороде, играя вечерами в жмурки, то цветы в палисаднике мячом собьют.

— Вот я вам! — кричала вдогонку удиравшим тетя Дуся и возмущенно махала палкой, стоявшей наготове в углу прихожей.

Трое восьми-девятилетних мальчишек, отбежав на безопасное расстояние, корчили рожицы, рисуясь друг перед другом, и беспечно смеялись.

Старший из них, Жека, подначивал соседку:

— А вначале догони, шлюха, фашистская подстилка! Бее! — при этом он вываливал язык на всю длину.

Тетя Дуся однажды попыталась догнать ребят. С визгом, врассыпную между огородами мальчишки кинулись наутек, не ожидая подобных действий от соседки, Жека даже на высокий забор взлетел с испуга. Тетя Дуся хотела огреть его палкой, но не дотянулась, а пострел, покрутив пальцами около носа, спрыгнул на тротуар по другую сторону забора и с чувством 

выполненного долга отправился на море: покупаться и позагорать, наверняка зная, что скоро там соберется вся честнáя компания.

Соседка вернулась в палисадник, подняла с земли сбитую резким ударом мяча головку розы и прижала ее к лицу. На глаза женщины навернулись слезы.

Из окна мне, пятилетнему и самому младшему во дворе ребенку, было больно видеть огромное горе на лице соседки, я выбежала во двор и взмолилась:

— Тетя Дуся, прости их. Они это не со зла сделали. Я видела все. Мяч случайно в твой палисадник залетел. Правда!

Тетя Дуся посмотрела на меня полными слез глазами и печально молвила:

— Догадываюсь. Но очень обидно. Эту розочку под банкой растила, зимой укутывала. Вот, наконец, она первый раз распустилась, а ее тут же сломали. Прямо мою жизнь повторила.

— Тетя Дуся, расскажи о себе, — осмелела я. Мальчишки всякое про соседку болтали, хотелось из первых уст услышать. — Правда, что ты при немцах в Евпатории оставалась?

— Правда, — горестно сказала тетя Дуся. — Только не оставалась, а сбежала в город из своей деревни.

— Расскажи! — загорелась я.

— Мала ты еще такое слушать. Не поймешь.

— Мама говорит — я понятливая.

Соседка улыбнулась и погладила мою голову с прической ежик:

— Ты, Катюшка, меня напоминаешь. Когда-то я такая же была, улыбчивая, беззаботная, порхала, словно мотылек. Дай Бог, чтобы войны больше никогда не было.

— А как же нашим мальчишкам награды получить, если войны не будет? — я озадаченно почесала затылок.

— Были бы геройские поступки — будут и награды. А вот за такие, — она показала мне свою бледно-розовую розочку и закончила ожесточенно, — только ремня хочется всыпать.

Потом, словно опомнившись, женщина достала из кармана фартука конфетку и сунула в мою руку.

— На вот тебе, и беги!

С тех пор тетя Дуся выделяла меня из увеличивающейся толпы дворовых ребятишек. Я со своей стороны пыталась как-то ей помочь: то ведро воды от колонки донесу, то в магазин за хлебом сбегаю, то палисадник или огород из лейки полью. Она тоже в долгу не оставалась: пряником угостит, или пирожком собственной выпечки, а леденцовая конфетка всегда при ней в кармашке фартука. Фартук — это необходимый атрибут для домохозяйки того периода, 

чтобы уберечь одежду от загрязнения и износа. У тети Дуси даже были: уличный, домашний и специальный фартук для готовки:

— Убирать и готовить в одном и том же фартуке нельзя, — поучала она меня. — Пироги будут невкусными!

Прошло время. Я уже училась в пятом классе, но, появляясь у бабушки и дедушки, всегда старалась помочь и своей взрослой подруге, понимая, что с годами ей становится тяжелее оставлять дома старенькую мать одну, чтобы сходить в магазин, аптеку или на рынок. Ее огород с палисадником всегда поливался мною из шланга заодно с дедовыми.

Однажды, как обычно по дороге домой, я забежала к дедушке и бабушке, они же огорошили меня с порога:

— Пойди к своей подруге! Поговори с ней! У Дуси сегодня мама умерла.

Мне стало очень страшно, хотелось убежать, спрятаться и появиться только после похорон, но, представив одинокую соседку около гроба, я пошла к ней и постучала. Тетя Дуся словно ждала меня под дверью.

— Проходи! Я вот в коридоре обосновалась, мама в комнате одна.

Она говорила о своей матери как о живой. Точно та уснула, а дочь не хочет беспокоить сон матери.

— Тетя Дуся! Может что-то нужно сделать? — робко поинтересовалась я.

— Нет, спасибо! Лекарств маме больше не нужно, пироги я уже поставила. Ночью печь буду. Я тебя в комнату не приглашаю, сама с детства покойников боюсь, а ты впечатлительная, добрая девочка. Зачем тебе это? Посиди лучше со мной здесь!

— Конечно! — с готовностью ответила я.

Мы немного помолчали. Тетя Дуся будто бы собиралась с мыслями, а потом ее словно прорвало. Словесный поток сметал все искусственно созданные дамбы-запреты, выбрасывая на поверхность повествование о трагической судьбе обыкновенной девчонки.

***

Ей было пятнадцать лет, когда в деревне появились немцы. Отец и старший брат ушли воевать еще в июне сорок первого. На отца уже и похоронка пришла, от брата не было никаких вестей. Оно и понятно, ведь жили теперь по разные стороны: Дуся с матерью — в оккупации, а Бориска — где-то на передовой.

***

Дуся с подружками пошли по ягоды. Подругам казалось, что ягод в лукошках еще мало, поэтому они остались.

Дусе захотелось сократить путь домой и пройти через колхозное поле.

Тут она впервые и увидела немецкий танк. Танкист тоже приметил одинокую фигурку в поле. Наведя на девушку орудие, танк ринулся на поле.

Ноги Дуси буквально вросли в землю. От страха она закричала, но танк продолжал с грохотом двигаться на нее. Неимоверным усилием воли Дуся заставила себя сорваться с места и бежать.

Танк как будто играл с нею: то заезжая вперед, преграждал путь к деревне, то догонял, когда девушка наутек мчалась к спасительному перелеску. Обходя Дусю, танкист заставлял девушку вернуться на поле и продолжить гонки; из-за леса показался еще один танк. Корзинка с ягодами давно где-то утеряна, но Дусе никак не вырваться из западни. Она не помнила, сколько гоняли ее по полю. Перед глазами все поплыло, и девушка упала, потеряв сознание.

Очнулась Дуся в своей хате, тело ныло от ссадин и кровоподтеков, ныли покусанные соски. Когда Дуся попыталась припомнить, что с ней произошло, то снова отключилась…

***

В родительскую бедную хату немцев на постой не ставили, иначе не миновать бы беды. Один раз мать отобрала у дочери спички и бутылку с керосином, в другой раз дочку из петли вынула, когда та пыталась наложить на себя руки.

Вот от греха подальше, и отвезла мать Евдокию к своей сестре в Евпаторию. Тетка племянницу приняла запросто. Что случилось, то случилось. Нужно жить дальше и бороться. Дуся стала связной: ходила на встречи с партизанами, помогала тетке писать и расклеивать листовки — это была ее посильная лепта в завоевание Победы.

Она, перестав ощущать на себе сочувствующие взгляды матери и односельчан, пыталась забыть тот кошмар. Часто во сне Дуся убегала от танка, но ни разу ей не удавалось убежать. Танк своими гусеницами вдавливал девушку в землю, и она с криком просыпалась.

***

Наступила долгожданная победа. Дуся осталась жить у тетки в городе и решила замуж никогда не выходить. Потом пришло письмо, что нашелся Бориска. Он тяжело ранен, в госпитале. Вместе с матерью Дуся отправились к брату.

По дороге Дуся представляла, как она станет ругать Борю за то, что он не написал матери. «Спасибо, чужие люди сообщили, где тебя искать!» — распаляла себя она, увидев же безногого брата, растерялась и впервые после того пережитого ужаса заплакала.

Борис не хотел ехать домой:

— Зачем вам нужна такая обуза? Лучше бы в расход меня пустили, чем таким жизнь доживать.

— Боренька, — причитала мать. — Не гневи Бога! Радуйся жизни и меня радуй! ***

Потом они все поселились у тетки и, наконец, стали обладателями целого состояния — получили собственную комнату, с беседкой, сараем и огородом в общем дворе. Борис так и не смог примириться со своим положением, сильно запил и вскоре умер. На плечи Дуси легла забота о матери. ***

— Вот теперь и мамы нет со мной. Кому я нужна?

— Мне, — не задумываясь, ответила я. — Я тебя еще сильнее стала уважать. Ты, тетя Дуся, храбрая и сильная.

— Спасибо, моя маленькая подружка!

— Я серьезно говорю. Ведь тебя могли убить?

— Не только меня, — с грустью произнесла тетя Дуся. — Но и всю мою родню. Немцы не щадили никого.

— Тетя Дуся, но они ведь могли по почерку найти тех, кто переписывал сводки Информбюро?

— Мы с теткой научились писать печатными буквами. Попробуй, определи почерк!

— Это вы здорово придумали.

Тетя Дуся прижала мою голову к своей груди, я обняла ее. Так мы сидели, черпая друг в друге силы, чтобы пережить навалившуюся беду, свои страхи и чтобы продолжать жить!

***

Шло время, и догнал все-таки тот танк и раздавил измученную женщину. В сорок семь лет тетя Дуся попала в психиатрическую больницу. Там ее лечили в течение полугода. Вернулась она тихая, смиренная, с коротко подстриженными волосами (не прической, а как попало выстриженными прядями). Но так как тетя Дуся носила свой неизменный платок, то только я, заглянув на зимних каникулах, будучи студенткой, увидала хаос на ее голове.

Она была подавлена и сломлена, это чувствовалось с первого взгляда.

— Вот, Катюшка, хотела тебе на память что-нибудь подарить, чтобы ты меня помнила.

— Тетя Дуся, я тебя буду помнить всегда.

— Всегда помнить нельзя, себе больнее. А вот взяла бы вещицу в руки и припомнила, что жила такая женщина по соседству. Глядишь, и мне там бы зачлось, что не зря жизнь прожила.

— Тетя Дуся, что это ты так настроилась? — у меня внутри все обмерло, шестым чувством я уловила, что вижусь с ней последний раз. Для себя решила ничего у нее не брать, чтобы она только жила. — Давай, я в следующий раз приеду, и ты мне подаришь что-нибудь. У тебя будет время придумать.

— Хорошо. Давай так сделаем, — она говорила медленно, как бы запинаясь на каждом слове, словно сомневаясь, в нужное ли место оно вставлено.

На этот раз мы пили чай с покупным печеньем — это было впервые, раньше тетя Дуся пекла сама.

На прощанье, она попыталась снять из своих ушей и подарить мне простенькие серебряные сережки:

— Возьми, хоть это.

— Нет, мы же договорились, — я отвела ее руку в сторону…

Приехав на летние каникулы, я узнала, что у дедушки с бабушкой появились новые соседи, а тетю Дусю поместили в Симферопольскую психиатрическую больницу, где она вскоре и умерла.